Таинство Элевсинских мистерий.
«Хорошо снаряжен тот, кто сходит во гроб, зная истину Элевсина.
Ему ведом исход земной жизни и новое её начало — дар богов».
— Пиндар. Оды. V век до н. э.
Перед началом Великих, как и Малых, мистерий, особые жрецы-чиновники — спондофоры, «носители [вести] о возлиянии» — отправлялись по всей Греции с объявлением о прекращении войн и усобиц.
Условием допуска к посвящению было неучастие в убийствах, нельзя было находиться под судом, и быть чародеем; необходимо было знание греческого языка (иначе не понять смысла речей элевсинских жрецов) и гражданство Афин. Некоторые афинские семьи «прописывали» у себя гостей. В мистерии были посвящены римляне Сулла и Аттик (друг Цицерона), императоры Август, Адриан, Марк Аврелий, а для посвящения Октавиана даже провели внеочередные мистерии. Впоследствии в мистерии разрешили посвящать рабов и гетер.
Условием допуска к посвящению было неучастие в убийствах, нельзя было находиться под судом, и быть чародеем; необходимо было знание греческого языка (иначе не понять смысла речей элевсинских жрецов) и гражданство Афин. Некоторые афинские семьи «прописывали» у себя гостей. В мистерии были посвящены римляне Сулла и Аттик (друг Цицерона), императоры Август, Адриан, Марк Аврелий, а для посвящения Октавиана даже провели внеочередные мистерии. Впоследствии в мистерии разрешили посвящать рабов и гетер.
Каждый желавший вступить в число мистов искал мистагога — им мог быть любой посвящённый. Мистагоги должны были объяснить неофитам основные правила и обряды.
Элевсинским мистериям предшествовали пост и ритуальное купание в Фалеронской бухте.
На третий день после купания в бухте желающие получить посвящение начинали торжественное шествие по дороге, ведущей в Элевсин. Шествие, естественно, возглавлялось жрецами и жрицами; последние несли особые цилиндрической формы корзинки, называемые «χισται». Корзинки были плотно закрыты, и содержимое их было окутано тайной [1]. Каждый из посвящаемых нёс посох, обвитый цветами и миртовыми ветками, и узелок с провизией и новой одеждой, в которую надлежало облачиться, пройдя посвящение. Некоторые несли также и особые чаши с углублениями для разных видов зерна, плодов и мёда; всё это предназначалось для ритуальной трапезы, имевшей место сразу после облачения в новые одежды.
Когда шествие достигало моста через реку Кефисс, начинался особый обряд, называвшийся «γεφυρισμοι», что приблизительно можно перевести как «шутки на мосту». Обряд был учреждён в честь Иамбе, «весёлой старухи», рассмешившей скорбящую Деметру непристойными шутками и прочими «забавными выходками». Заметим, что, поскольку Деметра скорбела о дочери, оказавшейся в подземном царстве, утешение Иамбе, несомненно, должно было содержать в себе идею возврата в мир живых.
К Элевсину процессия приближалась уже под вечер, при громких криках «Ιαxχος, Ιαxχος!». Значение этого ритуального возгласа неясно и из греческого языка никак не объясняется, однако общий смысл «возвращения к жизни» достаточно надёжно восстанавливается из контекста. Чтобы подчеркнуть этот смысл, каждый из участников процессии обвязывал правую руку и левую ногу красной шерстяной нитью.
К Элевсину процессия приближалась уже под вечер, при громких криках «Ιαxχος, Ιαxχος!». Значение этого ритуального возгласа неясно и из греческого языка никак не объясняется, однако общий смысл «возвращения к жизни» достаточно надёжно восстанавливается из контекста. Чтобы подчеркнуть этот смысл, каждый из участников процессии обвязывал правую руку и левую ногу красной шерстяной нитью.
