Для обоих случаев характерна жестокость, граничащая с геноцидом: истребляются "под корень" целые роды.
andvari5 правильно замечает, что "исключительная жестокость и беспощадность говорят о том, что причиной конфликта было не простое разбойное нападение".Здесь что-то больше, чем разбой. Тут, очевидно, нечто наподобие ненависти Гитлера к евреям или ненависти большевиков к Романовым. "Извести их под корень всех, вплоть до маленьких детей!"
Представители культуры боевых топоров, будучи кочевниками-скотоводами, устроили "холокост" представителям культуры шаровидных амфор, которые были земледельцами. Значит, между кочевниками и земледельцами существовала вражда, переходящая в ненависть. Ну, это не диво: об этой вековечной вражде мы знаем из русских былин и "Слова о полку Игореве". До сих пор в мультиках эта вражда заметна.
Ну а можно ли говорить о вражде охотников к земледельцам?
Да, потому что охотник - он же и кочевник. Земледелец "привязан" к своей земле, но охотник - в постоянном движении.
«Здесь мы вплотную подошли к осознанию – обнаружению – важнейшей ступени, отделявшей кочевника-охотника от осёдлого земледельца. Разница их трудовых занятий была лишь внешним отличием. Глубинная же социально-психологическая несовместимость состояла в другом. Земледелец жил в государстве, каждый член которого как бы отказался от естественного права человека на самозащиту и передоверил её кому-то другому – солдату, полицейскому, судье, стражнику, королю, тюремщику, палачу. Освобождённый от задач гражданского и военного управления земледелец мог все свои силы и время отдавать полезному труду. Не то кочевник-охотник. Внутри племенной структуры он сохраняет за собой все права и обязанности самозащиты – себя, своей семьи, своего рода-племени. Он и воин, смело идущий на бой с любым иноплеменником. Он и судья, знающий законы и обычаи отцов, следящий за исполнением их в своей семье и у соседей. Он и палач, приводящий в исполнение «приговор» над нарушителем. Он и верховный властитель, решающий на племенном совете, когда напасть на врага или на богатый караван, а когда отступить в безопасное укрытие. Эта ключевая разница и составляла главное препятствие для перехода кочевых народов в стадию осёдлого земледелия. Кочевник мог научиться у земледельца приёмам вспашки и орошения земли, мог заставить себя попотеть на уборке урожая и постройке дома, на заготовке сена для скота. Но он не мог и не хотел расстаться со своими священными правами, которые давала ему принадлежность к племени, со своим обширным социальным я-могу. Земледелец, при всём его богатстве, выглядел в глазах кочевника бесправным бедолагой, утратившим понятие о чести, потому что он отказался от права защищать свою честь и свободу с оружием в руках. Это откровенное презрение, которое нищий и отсталый кочевник выказывал преуспевающему земледельцу, было отмечено тысячу раз в воспоминаниях и путевых заметках. Гордость бедуина, монгола, индейца, черкеса вошла в поговорки, заставляла цивилизованный мир проявлять почтительную опасливость по отношению к охотникам и кочевникам» [1].
Тот же феномен отмечен историками значительно позже у казаков: отдельные казаки, как и целые их объединения, носили характер «добычников». Хлебопашцев казаки презирали и держались от них особняком. «Жён не держат, землю не пашут, питаются от скотоводства, звериной ловли и рыбного промысла, а в старину больше в добычах, от соседственных народов получаемых, упражнялись». Казакование было особым методом добывания средств к жизни, и тот же Папроцкий, воспевавший казаков, как рыцарей, признаётся в одном месте, что в низовьях Днепра «сабля приносила больше барышей, чем хозяйство» [2].
У многих примитивных народов доныне жизнь охотника пользуется большим престижем, нежели жизнь осёдлого земледельца. Характерный пример: колумбийские десана называют себя охотниками, хотя 75 % своего питания они добывают рыболовством и садоводством. Но в их глазах лишь жизнь охотника – это настоящая жизнь. Первобытные племена нередко представляли себе загробный мир как страну богатых охотничьих угодий. В. М. Массон утверждает, что охота давала жителям древнейшего в Средней Азии поселения земледельцев Джейтуна (V тыс. до н. э.) только 25 % мясной пищи, остальную же поставляли домашние животные [3]. В то же время примечательно, что на одном из джейтунских поселений – Песседжик-депе – обнаружена настенная роспись, изображающая охоту. Видимо, охотничьи образы в представлениях земледельцев продолжали играть важную сакральную роль. Охота – удел благородных сословий – от египетских фараонов [4] до аристократов Европы, важная часть их великосветской жизни, в средневековой Англии она являлась основным развлечением короля и нормандской аристократии в периоды между военными походами и заботами по управлению страной. «Здесь-то и кроются причины парадоксального, на первый взгляд, явления, когда наиболее престижным видом занятий ранние земледельцы нередко считали именно охоту. Так, индейцы Десана, обитающие в Северо-Западной Амазонии, считали себя охотниками, и именно с охотой здесь были связаны основные ценностные ориентации, хотя на практике охота давала не более четверти дневного рациона, и многие мужчины в большей степени занимались рыболовством, а основным источником пищи служило земледелие» [5].
Все эти цитаты я привёл для обоснования тезиса о мировоззренческом разделении между земледельцами и охотниками неолитической Европы. Это разделение могло спровоцировать вражду между теми и другими. Мы же знаем из истории о катастрофических последствиях этой вражды. Археологи фиксируют тотальное опустошение городов всей Западной Палестины в раннем бронзовом веке и резкое пресечение развития их культуры на целых три столетия. Ряд исследователей считает это следствием вторжения семитских кочевников-скотоводов. Н. Я. Мерперт отмечает связь между упадком городской цивилизации в Западной Палестине и библейскими преданиями об Иисусе Навине и разрушении иудеями ханаанских городов [6]. Точно так же вели себя монголы по отношению к земледельческому населению. Презрение монголов к земледельцам было глубоким и всеобъемлющим. Люди, не носившие меча и питавшиеся тем, что росло из земли, а не мясом, были в их глазах чем-то вроде скота. Гнать в нужное место толпу крестьян было для них так же естественно, как гнать стадо коров, и обозначалось в их языке теми же терминами" [7].
----------------------------------------
[1] Ефимов И. Грядущий Аттила. – М., 2008. С. 162–163
[2] Запорожское казачество: историческая справка. – Режим доступа: http://evenings.rpg.by/inf_hist.htm.
[3] Массон В. М. Поселение Джейтун. Проблема становления производящей экономики. – Л., 1971. С. 121.
[4] «Нет практически ни одной гробницы, где бы ни было изображения её хозяина, поражающего меткими стрелами газелей и антилоп». Монтэ П. Египет Рамзесов. Повседневная жизнь египтян во времена великих фараонов. – М., 1989. С. 131, 214–215.
[5] Шнирельман В. А. Что такое неолитическая революция? С. 39.
[6] Мерперт Н. Я. Очерки археологии библейских стран. – М., 2000. С. 220–222.
[7] Уэзерфорд Д. Чингисхан. – М., 2005. С. 92.
