«Экономика простого выживания», «ограниченный досуг в исключительных случаях», «непрестанные поиски пищи», «скудные и весьма ненадёжные» природные ресурсы, «отсутствие экономического избытка», «максимум энергии от максимального числа людей» — вот шаблонные суждения антропологов о жизни охотников и собирателей.
Маршалл Саллинз приводит приводит свидетельства сэра Джорджа Грея, "чьи экспедиции в 1830-х годах охватили наиболее скудные районы запада Австралии, но чьё необыкновенно пристальное внимание к местному населению обязало его развенчать сообщения коллег об отчаянном экономическом положении туземных охотников. Ошибка, очень часто совершаемая, писал Грей, — полагать, что коренные австралийцы «имеют мало средств к существованию или временами испытывают чрезвычайную нужду в пище». Многочисленны и «почти смешны» заблуждения, в которые впадают путешественники в этом отношении: «В своих дневниках они горько сокрушаются о том, что несчастные аборигены, до крайности обездоленные судьбой, доведены до жалкой необходимости поддерживать свою жизнь всего несколькими видами пищи, которую они находят неподалёку от своих хижин... между тем, виды пищи, называемые этими авторами, во
многих случаях на деле являются наиболее ценимыми аборигенами и отнюдь не лишёнными хороших вкусовых и питательных качеств». Чтобы ярче продемонстрировать «невежество, которое превалировало при описании привычек и обычаев этих людей в их природном состоянии», Грей приводит один замечательный пример — цитату из сообщения его коллеги-путешественника капитана Стерта, который, столкнувшись с группой аборигенов, занимавшихся собиранием в огромных количествах смолы дерева-мимозы, сделал вывод, что «несчастные создания дошли до последней крайности и, будучи не в состоянии добыть себе никакое иное пропитание, оказались вынужденными собирать эту мерзкую слизь». Но, замечает сэр Джордж, смола, о которой идёт речь, — излюбленное кушанье в этом районе, и когда приходит сезон, именно её обилие позволяет большому числу людей собраться вместе и устроить общую стоянку, что иначе было бы невозможно. Он заключает:
Вообще говоря, туземцы живут хорошо; в некоторых местах в определённые периоды года может ощущаться нехватка пищи, но в таком случае эти места на соответствующее время забрасываются. Однако путешественнику или даже туземцу-иноплеменнику совершенно невозможно судить о том, имеется ли в данной области в достатке пища, или нет... Но на своей собственной земле туземец совсем в ином положении; он точно знает, что эта земля родит, знает время, когда наступает сезон для определённых видов пищи, и лучшие способы эти виды пищи добыть. Исходя из этого, он регулирует своё пребывание в различных частях охотничьей территории; и я только могу сказать, что всегда находил великое изобилие в их хижинах (Grey, 1841, vol. 2, pp. 259-262, выделено мною; ср. Eyre, 1845, vol. 2, p. 244 и след.).
Вынося такую счастливую оценку, Грей особо позаботился о том, чтобы сделать исключение для «люмпен-пролетариев» — аборигенов, живущих по окраинам европейских городов (ср. Eyre, 1845, vol. 2, pp. 250, 254-255). Это исключение поучительно. Оно напоминает о втором источнике неправильных суждений. Антропология охотников - это в значительной мере анахроническое изучение бывших дикарей: вскрытие, как сказал однажды тот же Грей, трупа одного общества, проводимое представителями другого.
Об условиях жизни первобытных охотников не следует судить, как замечает Карл Сауэр, по ситуации «уцелевших до настоящего времени их наследников, зажатых в самых скудных районах земли, таких как внутренние области Австралии, американский Великий Бассейн, арктическая тундра и тайга. Районы расселения древнего охотника изобиловали пищей» (цитируется по: Clark and Haswell, 1964, p. 23). Собиратели, уцелевшие до нашего времени как особая социальная категория, — это, по-существу, перемещённые лица. Они представляют палеолитических «лишенцев», занимающих маргинальные убежища, не соответствующие их способу производства. Оставим в стороне живущих в благоприятных условиях собирателей, таких как индейцы северо-западного побережья Северной Америки, чьё относительное процветание не вызывает споров. Остальные охотники, вытесненные из лучших районов земного шара сначала земледелием, а позднее промышленным хозяйством, оказались в заметно худших экологических условиях, чем типичные верхне-палеолитические: эскимосы, как мы знаем, больше не могут охотиться на китов, бушмены лишены дичи, шошонская ореховая сосна была вырублена, а охотничьи земли шошонов — вытоптаны скотом. Если теперь этих людей описывают как поражённых бедностью, а их ресурсы как «скудные и ненадёжные», указывает ли это на традиционную ситуацию или на колониальное разорение?"
Ну вот, а теперь посмотрим, под этим углом зрения, на социальное устройство архаических обществ верхнего палеолита. Если там было вдоволь пропитания и не было никакого особого "напряга" в добывании этого пропитания, значит, не было там и мобилизационного, "азиатского" способа производства, как в сталинском СССР. Большая семья, семейный клан, состоящий из представителей трёх поколений, мог легко обеспечить себя всем необходимым. Очевидно, 30 - максимум 50 членов такого клана являлись оптимальным количеством членов большой семьи. При превышении этого "порога" происходило деление, так как охотиться слишком большой толпой не очень продуктивно. Эта система никак не способствовала вождеству, так как вождям, даже если они и появлялись, не было места и условий для проявления своих диктаторских качеств. Семья, даже большая, это не тот уровень социализации, на котором появляются вожди. Много ли вождей-мужчин в современных семьях? Очевидно, столько же их было и в верхнем палеолите. Соответственно, общество верхнего палеолита не являлось патриархальным. Какой же патриархат без вождей?!
Да, и отсюда становится понятным маниакальное стремление представить верхнепалеолитические общества непременно охотниками на мамонтов. Охота на столь огромных животных предполагает мужскую кооперацию, и здесь никак не обойтись без вождей. Но, кроме мамонтов, были ведь и другие животные, охота на которых не предполагала сбор целой "орды" охотников. Австралийские аборигены, согласно свидетельству сэра Джорджа Грея, жили припеваючи и без мамонтов. То есть, я хочу сказать, что патриархат появляется лишь в тех условиях, где предполагается сбор больших масс людей для преодоления каких-либо форсмажорных ситуаций. Там нужен "горлан-главарь", раздающий зуботычины направо и налево, чтобы все неукоснительно выполняли возложенные на них обязанности. Так было, например, в Древнем Риме времён Республики, где при крайней опасности (внутренних неурядицах, военной опасности и т. д.) назначался диктатор. Но в первобытных обществах не было таких ситуаций. Не было государств и государственных границ, не было разделения на богатых и бедных, не было народов и наций с их "правом на самоопределение", не было вражды между "носителями истины" и "язычниками", - и, в общем, не было никаких причин для агрессивного поведения. И, значит, не было никаких причин для патриархата.
